Армандо Перес - О чем молчат мужчины… когда ты рядом

В повисшем молчании я судорожно ищу верный ответ. Мне прекрасно известно, что Адела не имеет серьезных намерений на его счет. Нам нет нужды даже обсуждать это, мы всегда понимали друг друга без слов, и я без труда читаю все это в ее глазах и в ее поведении. Адела порочна, как и я, ей нравится играть другими, но она пламя, которое не обжигает. Правда, иногда она обжигается сама. Как и я. Возможно, именно поэтому сейчас я предпочитаю род огня, который не опаляет душу.

– Если тебе нечего сказать, так хоть посмейся надо мной, – прерывает молчание Лео, переводя взгляд с липы на меня, и я понимаю, что он глубоко задет моим молчанием.

– Лео, я действительно не знаю, что тебе сказать, – говорю я искренне. – У кого ты об этом спрашиваешь? Откуда мне вообще знать, что такое хороший муж? Я никогда не хотел жениться. Я элементарно уступал обстоятельствам.

Лео известно, что я был женат трижды: два раза на Кубе и один раз в Италии, и знает, какие обстоятельства сопровождали мой супружеский опыт. В отличие от моих жен я не испытывал к ним любви, хотя и доставлял им то, чего они хотели. До тех пор, пока мог. Думаю, я был им… хорошим товарищем, но каждый брак был несчастным случаем. Три несчастных случая. Быть может, придет день, когда я смогу объяснить себе, отчего так случилось. Но в эту минуту мой друг сидит, сжав зубы, и я так легко не отделаюсь.

– Ладно, буду откровенней, – вздыхает он. – Переформулирую вопрос. Ты веришь в то, что я мог бы стать хорошим мужем для Аделы?

– Я думаю, хорошего мужа для Аделы ждет печальный конец, – отвечаю я так же искренне.

Он громко фыркает, я жестом останавливаю его:

– Не заводись, сказав это, я вовсе не пытаюсь выкрутиться. Я люблю свою сестру, но дело в том, что я уверен: она не думает о браке. С кем бы то ни было.

Он издает долгое шипение, словно получил сильный удар в солнечное сплетение. Не исключено, что я был излишне жесток, но, по крайней мере, я сказал, что думал. Я должен был сказать ему это. Он опять переводит взгляд на свою липу и делает глоток мохито.

– Послезавтра она возвращается на Сицилию, – сообщает он после долгой паузы.

– Я знаю. У нее на следующей неделе выступления в двух новых клубах, ей надо готовиться, – киваю я. – Но ты же знаешь, иногда она возвращается сюда навестить меня.

– Она не приезжала три года, – напоминает он. – Может, поэтому я и не думал… я не ожидал, что такое могло со мной приключиться.

– Да уж, в прошлый раз у тебя была эта… рыжая. Как ее звали?

– Какое сейчас имеет значение, как ее звали.

– Ты прав, никакого.

Адела порочна, как и я, ей нравится играть другими, но она пламя, которое не обжигает. Правда, иногда она обжигается сама. Как и я.

Он и сам наверняка не помнит ее имя. Она была влюблена в него, как кошка. Она тратила все свое время на покупку подарков ему, которые он на следующий день терял, и на приведение в порядок его квартиры, которую он через пару часов снова превращал в свинарник. Ей удалось прожить с ним почти целый год с помощью простой тактики – терпеть от него все: сначала его неряшество, потом его рассеянность, затем его измены, откровенную грубость и, наконец, жестокость. Он бросил ее, когда мы с ним съехали из квартиры на улице Дезидерио, не дав ей нового адреса и изменив номер мобильника. Он всегда был засранцем, мой друг Лео. И тем не менее сейчас мне неприятно видеть его доведенным до столь униженного состояния.

– Вообще-то я хотел дать Аделе хороший шанс остаться в Милане, – объясняет он. – Согласись, свадьба – отличный шанс. Блин, разве это не так! – добавляет он раздраженно, будто я ему возражаю. – Все бабы хотят выйти замуж.

Лео, хотя и любит выставлять себя жлобом, человек высочайшей культуры, в той же музыке не существует ничего, чего бы он не знал. Но что касается понимания женщин, он словно житель итальянской провинции пятидесятых годов, настолько много в нем стереотипов.

– На самом деле полно женщин, которые предпочитают оставаться одинокими, – рискую возразить я.

Я вижу, как он взвинчен и может взорваться в любую секунду. И не ошибаюсь.

– Лишь бы не быть со мной, хочешь сказать? – взрывается он.

– При чем тут ты? Лишь бы не быть с человеком, в котором они не до конца уверены, – поправляю я его.

– То есть я недостаточно хорош для твоей драгоценной сестрички. Это ты имеешь в виду? – Он мрачно смотрит на меня, с силой сжимая бокал с коктейлем.

Нам еще не хватало поссориться. Меньше всего я похож на латинского ревнивого брата, черт побери!

В парке уже сгустились сумерки, и воздух между нами настолько наэлектризован, что вот-вот начнет искрить от взглядов, которыми мы обмениваемся.

– Я хочу сказать только одно, что моя сестра никогда не выйдет замуж за того, в кого серьезно не влюблена, – отвечаю я, с трудом сохраняя спокойствие.

Мелькает мысль, что сейчас он плеснет мне в лицо остатки мохито, и тоже сжимаю покрепче свой бокал, приготовившись к контратаке. Я вовсе не намерен получить ледяным сахарным сиропом в физиономию. В перекрестье наших взглядов попадают обоюдонапряженные кисти наших рук, оба молниеносно представляем сцену схватки – и разражаемся хохотом.

Напряжение спадает. Лео встряхивает головой, одним глотком осушает бокал и подает знак официанту, чтобы тот принес еще порцию.

– Боже, нам только не хватало тортом в морду, – комментирует он.

И я слышу горечь в его ироничном тоне.

– Лео, послушай, это не значит, что ты должен поставить на всем крест.

И все же на душе было неспокойно. Я еще мало знаю ее, но вполне довольно, чтобы понять: она барышня импульсивная.

Меня охватывает сомнение, не навредил ли я своей сестре. Может быть, Лео ей нравится больше, чем я думаю. Но пока я задаю себе этот вопрос, возникает уверенность, что это не так.

– Свадьба всего спустя неделю, что вы провели вместе… А почему бы тебе не отправиться на Сицилию проведать ее? Вы бы лучше поняли друг друга, побудь вы подольше вместе. У тебя нет концертов на Сицилии?

– Избавь меня от советов Донны Летиции[18]. – Лео резко пресекает мою попытку утешить его душу и достает бумажник, в то время как официант ставит на стол новый бокал. – Скажи лучше, что ты намерен делать с этим типчиком? – Он кивает на Да Винчи.

Мордочка зверька торчит из сумки, которую я держу на коленях. Он явно прибалдел от лекарств и глубоко оскорблен цветом своего временного жилища. Этот мексиканский мешок в ярко-красных тонах был первым, что попался под руку, когда я уходил, чтобы забрать хорька у ветеринара.

– Для начала я отнесу его в мастерскую, а завтра вечером он поедет ко мне, чтобы не мерзнуть в одиночестве, а дальше все как обычно. А почему ты спрашиваешь?